4 телефонных разговора о практике Тайчи

1.

— Здравствуйте, в интернете пишут, что у вас тайчи. Это правда?

— Слушаю вас.

— Я бы хотела выяснить детали.

— Нет проблем.

(Пауза)

— Не могли бы мне их сообщить?

— Я к вашим услугам. Внимательно вас слушаю.

— Сообщайте.

— Какие именно?

— Все.

— Видите ли, ммм… эээ… кажется, проще было бы сперва узнать какие именно детали вас интересуют…

— То есть, вы отказываетесь со мной разговаривать?

— Нет, почему же, я с удовольствием помогу вам сориентироваться, если вы уточните область своего интереса. Итак, что вы хотите узнать?

— Да всё, что угодно… Тайчи там, шмайчи, и так далее…

— Тут, понимаете ли, дело в том, что тайцзицюань — наука довольно сложная и разнообразная, и боюсь, что ВСЁ по телефону рассказать будет довольно сложно.

— А вы попробуйте. Я же должна знать что получу за свои деньги.

— Ну хорошо. Давайте начнём с простого: представьте себе, что вы преподаёте тайцзицюань. Представили?

— Да.

— И вот вы преподаёте тайцзицюань, эту довольно сложную и разнообразную науку — по вечерам, а утром и днём вы работаете… ну, скажем, арт-директором…

— Что такое «арт-директор»?

— Ну хорошо, не арт-директором. Инженером. Представляете?

— С трудом. Но — да, допустим…

— Замечательно. А теперь представьте себе, что вы сидите на работе, решаете производственные проблемы (между прочим, тоже не самые простые и требующие некоторого сосредоточения), и тут вам звонят по телефону — судя по голосу — скучающая дама, в перерыве между посещением бутика и обедом в пафосном ресторане, которая никогда, повторяю: НИ-КОГ-ДА не соблаговолит выбраться к вам на урок — даже если вы наизнанку вывернетесь и распишете по телефону радужные перспективы её личного роста и преуспеяния на много жизней вперёд. Представили?

— А ведь вы — грубый и гадкий хам!

— Секундочку. Я ещё не закончил. И вот, искусство тайцзи-цюань в этой сложной ситуации состоит в том, чтобы…

(гудки отбоя)

— …чтобы… чтобы… ммм… хм… вот самому интересно — в чём именно… м-да…

2.

Телефонный разговор с одним из новых учеников. Месяца два-три посещает занятия. Самостоятельно не занимается. Результат: 0.00000… и т.д.

— Я знаю, что ты всех заставляешь заниматься самостоятельно, но я дома заниматься не могу.

— Я никого не заставляю. Просто те, кто не занимаются, рано или поздно покидают мою школу. И я предпочитаю, чтобы это произошло как можно раньше.

— Почему? Но ведь я чувствую результат, когда хожу на занятия. Мне дома заниматься не обязательно, я и так чувствую себя лучше.

— Этого мало.

— Что значит «мало»? Я прихожу сюда отдохнуть, а ты меня трудиться заставляешь!

— Домашние занятия — лучший отдых.

— Но ведь для меня это не так!

— А ты начни заниматься, и довольно быстро это станет именно так.

— А вдруг ты заблуждаешься?

— В каком смысле?

— Ну, может, ты не видишь результатов, а они есть?

— Если я не вижу результатов, а они есть, стало быть, я не тот преподаватель, который тебе нужен.

— Напрасно ты так к этому относишься. Может быть, если бы ты не заставлял…

— Ещё раз повторяю: я никого не заставляю. Ты свободен делать всё, что душе угодно. Но если приходишь на занятия, будешь делать домашние задания.

Это — базовый принцип. Если этого нет, нет ничего.

Не практиковать то, что получаешь на занятиях — абсурдно. Бессмысленно. Всё равно что прийти в магазин, накупить дорогих товаров, и выбросить их на выходе из магазина в мусорный бак.

Меня как преподавателя это ставит в идиотское положение. Представь: дают портному нитку, иголку, и говорят: шей. Портной спрашивает: а где материя — шёлк, лён, хлопок? Ему отвечают: ради бога, просто шей! Портной говорит: но как же… А ему в ответ (задумчиво так): может ты просто заблуждаешься? Может, не нужен никакой материал? Может, лучшее платье — из воздуха и пустоты?..

— Правильно! «Голый король!» Андерсона!

— Вот именно. У нас вся экономика и политика построена на этом принципе. Но на моих занятиях этого не будет.

Когда ты не практикуешь сам то, что получаешь занятиях, ты не способен на следующих занятиях усвоить материал более сложный. У меня — как преподавателя — нет никакой опоры, никакой возможности развивать в тебе те качества, ради которых ты на эти занятия приходишь. Это всё равно что требовать от человека решения сложных уравнений когда он не знает что такое «дважды два».

Кроме того, пойми, мне просто скучно имитировать преподавание, я лучше — с твоего позволения — буду преподавать тем, кто в этом по-настоящему заинтересован.

— Очень жаль, что ты так к этому относишься.

— Это не я так к этому отношусь. Это само знание таким образом устроено. Я тут совершенно ни при чём. Я лишь могу выбирать: передавать это знание по-человечески или быть «голым королём» — среди «голых» учеников.

— А что, очень весело!

— И в самом деле: обхохочешься…

3.

— Привет. Я о вас много слышала. Можно прийти на занятие?

— Конечно.

— Но у меня сразу огромная просьба.

— Давайте.

— Я слышала, что вы — очень строгий, а я — нежная и чувствительная. Вы со мной поаккуратнее.

— Я тоже нежный и чувствительный, и совсем не строгий.

— Правда?

— Правда.

— А мне сказали, что строгий.

— В каком смысле?

— В смысле — требуете чтобы ученики дома занимались. Чтобы домашние задания выполняли.

— Кто? Я?

— Ну да. А что? Нет?

— Зачем бы мне такое?

— Не знаю.

— Подумайте сами. Вы же мне деньги платите за время, проведённое с вами. А не за ваше личное время.

— Ну да.

— При чём — я получу эти деньги вне зависимости от того занимаетесь вы самостоятельно или нет. Верно?

— Ну вроде…

— Зачем же мне от вас требовать чего-то эдакого? Деньги я получу и так! А если начну требовать лишнего, ученики заскучают и разбегутся. Верно?

— Не знаю.

— Ну как же? Если я буду нудным и противным, кто же с таким преподавателем захочет дело иметь? Другое дело — всегда быть весёлым и задорным, чтобы практика напоминала игру, и в конце каждого занятия ученики чувствовали, что они выиграли!

Главное, чтобы им «вставило» под конец занятия. «Вштырило» чтобы. Буря положительных эмоций. Катарсис! Это знаете зачем такое?

— Вы мне скажите.

— А это чтобы вы ко мне снова захотели прийти. И снова, и снова…

— Вроде наркотика?

— Именно. Нужно чтобы на занятии так «вмазало», чтобы вы назавтра вернулись — за новой дозой. Это ведь совсем несложно, с нашими-то методами. И уж конечно гораздо легче устроить такой фейерверк положительных эмоций, чем в самом деле чему-то научить. Тем более — и репутация у меня будет хорошая, никто не скажет: Дейч — он зануда! Заниматься заставляет. Ужас!

— М-да…

— Так что, приходите, будет весело и легко, просто праздник какой-то! Заниматься вас никто не заставит. А хотите — можете даже не приходить. Просто деньги платите, и не приходите совсем. Так даже ещё веселее.

— Вы надо мной издеваетесь?

— Ну что вы! Это я вас очаровать пытаюсь. Получается?

— Не очень.

— Ну слава Аллаху. А то я уж забеспокоился. Ну что, всё ещё хотите ко мне на занятия?

— Я бы попробовала.

— Не боитесь, что домашними заданиями замучаю?

— Ладно уж, мучайте.

— Тогда до завтра.

— До завтра.

4.

Позвонил один из старых учеников и сообщил, что теперь ему ясно, мол, в чём смысл тайцзи-цюань.

— И в чём же? — спросил я.

— Ничего моего, ничего чужого, — ответил он.

Если бы наш разговор услышал посторонний человек, он вряд ли понял бы о чём речь.

А всё дело в том, что вчера на протяжении четырёх часов мы исследовали где кончается «я» и начинается «другой». «Исследовали» — не в смысле «обсуждали или размышляли», а в смысле — «искали», «смотрели», «слушали».

Вживую.

Предметно.

И уже после занятия, для кого-то довольно утомительного (2 часа сидячей медитации, 2 часа движения, парной работы и столбового стояния), он пришёл домой и влюбился — в собственную жену.

И вот он звонит мне, изумлённый (цитирую): «…я даже не знаю что изменилось! Вроде — тот же человек, та же комната, тот же халатик, те же глаза, волосы, голос… смотрю, оторваться не могу…»

И в самом деле: «смотрю, оторваться не могу…» и «ничего моего, ничего чужого» — это и есть тайцзи-цюань, в чистом виде.

Чем дальше в лес, тем чаще я задумываюсь о том, как мало изучен тайцзи-цюань — не в плане «движений» и их комбинаций, боевых применений или форм, не в смысле влияния на здоровье или развития «особых» способностей, а в том, каким образом структура тайцзи вплетается в повседневное сознание.

Как меняется мышление, и — соответственно — поведение человека, как организм принимает иную систему бытования и как происходит перестройка — на физиологическом уровне, на уровне бытовой психологии. Что из происходящего остаётся бессознательным и что становится объектом рефлексии.

Феномен тайцзи-цюань не сводится к набору движений, не умещается в рамках искусства жеста или телесного совершенства, и даже не ограничивается навыками управления внутренней энергией. Свойства тайцзи, которые адепт развивает в течении десятилетий, имеют отношение прежде всего к постепенному изменению картины мира. Это происходит в том числе и на уровне восприятия мелких рефлексов, как собственных, так и чужих телесных реакций, ментальных проекций, бытовых ожиданий и самых разнообразных аспектов поведения.

В одном из антропологических трудов Леви-Стросс упоминает о существовании племени аборигенов, которые не могли понять смысла кинематографа – как позже выяснилось, по причине физиологического свойства: они видели расстояния между кадрами так чётко, что череда картинок не складывалась для них в поток, была разрушена иллюзия непрерывности. Нечто подобное происходит в процессе занятия тайцзи-цюань: прорехи и пустоты становятся объектом внимания, и – соответственно — рефлексии.

Мир перестаёт быть гладким.

Скорлупа трескается.

На поверхности сознания – связка историй, которые мы рассказываем себе и друг другу ежемгновенно. Я являюсь собой только потому, что постоянно напоминаю себе о себе. Я – это история меня, сюжет состояния ума, собранный из миллиардов микроисторий, микросюжетов. Я способен сочинить себя в качестве объекта: так мы воспринимаем-сочиняем и себя, и окружающий мир. Вне сюжета, вне оболочки «рассказа» явление исчезает из виду, многие физиологические явления (перильстатику, ток крови) мы упускаем просто потому, что не умеем внятно рассказать об этом.

На другой чаше весов – ум тела, то, что мы по привычке полагаем чем-то абсолютно отличным от себя и поэтому относим к бессознательному.

Тайцзи-цюань учит восприятию вне обычного поля «сюжета». Человек обитает и там и тут, но – просто потому, что большая часть его энергии по привычке тратится на выживание, на то, что он полагает происходящим «снаружи», — целостность его восприятия нарушена.

По мере восстановления целостности мы приобретаем важное качество – умение заглянуть за кулисы каждой из наших историй, понимание природы мышления.

Мир становится выпуклым и отчётливым, взгляд перенимает свойства органа осязания: люди, предметы, колебание воздуха, дрожание и мерное покачивание листьев, свет фар проезжающих мимо автобусов и автомобилей — всё приобретает дополнительное измерение, наполняется прозрачным, естественным, внутренним светом.

Это и есть тайцзицюань — жить в мире как в собственном доме, не пытаясь убежать или заслониться, влюбляясь в происходящее снова и снова.

Источник:
Дмитрий Дейч
Сайт тель-авивской школы Сюань-Сюэ